-Останусь… - задумчиво, словно пробуя слово на вкус, проговорила дракониха. Вот только надолго ли?
Кажется, начинался снегопад. Ветер затих, позволяя снежинкам спокойно кружить в воздухе, постепенно приземляясь на золотистые листья. Вполне закономерный финал для очередного природного цикла. Очередная зимняя спячка, напоминающая маленькую смерть для этого растительного царства. Но зато какую! Разве могла она быть столь безмятежной, плавной и размеренной?
Память драконихи услужливо подкидывала размытые абстрактные картины из прошлого, в котором новорожденный бронзовый дракончик совершенно вымотанный лежал на снегу, собирая силы для того, чтобы впервые за свою жизнь подняться на лапы и расправить тоненькие когтистые крылышки. А снежинки тихо опадали и застывали на мелкой колючей чешуе.
Когда это было?
Всего лишь год назад, но сейчас драконихе казалось, словно пролетела целая вечность, в которую уместилось столько ярких событий, сколько некоторые драконы не переживают за десятки лет. Она умерла и снова воскресла уже совершенно другим существом с другим мировоззрением, другим отношением к жизни, с другим истинным именем, оставив себе единственную ниточку, ведущую в прошлое – имя, данное Харукой. Почему-то сейчас воспоминания о времени, которое они провели вместе, отзывались в груди уже ставшим привычным ощущением пустоты и …теплотой? Поддавшись этому чувству, Азаэль расслабленно закрыла глаза и уткнулась в плечо Эландера, тихо мурлыча себе под нос мелодию песенки, услышанной когда-то от своей Всадницы.
Чем дальше уносились назад мгновения, тем сильнее крепла в груди уверенность, подкрепленная голосом здравого смысла, в том, что так и должно быть. Что так надо. Пусть и не надолго, но нужно остаться, иначе она будет жалеть б этом всю свою оставшуюся недолгую жизнь. А в том, что ей осталось не так уж много, Азаэль была уверенна. Так пусть эти мгновения будут самыми красочными, самыми яркими. Пусть они просто  будут.
-Дрожишь, - проконстатировала бронзовая, приоткрыв один глаз. Смутные подозрения о том, что причиной этого может быть предстоящее воссоединение семьи, уже вертелись в голове, готовые сформироваться в полноценное предположение, которое Аз решила оставить при себе. Какой уважающий себя дракон признается в своем волнении? Никакой. Пожалуй, только ей и хватит на это ума. – Холодно?

На этот раз погода не так сильно радовала парня, как раньше, но выбирать не приходилось. Хотя, при большом желании он мог бы забраться на дракона и улететь куда-то туда, где было бы солнце, или хотя бы немного теплее, чем тут. А тут, - это лес. С одной стороны ему нечего было тут делать, но от холодного ветра это место поможет, да и лучшего Энгельс не смог придумать. В последнее время парень вообще плохо соображал и не мог найти причину такого поведения. Дракон же в свою очередь только и делал, что издевался и посмеивался над ним. Всадника это начинало бесить и он вконец разозлился, поссорился с другом и приказал ему держаться на расстоянии от себя. После такого разговора всё поменялось слишком быстро, дракон теперь только летал над ним, а иногда даже этого не делал, скрываясь в облачной зоне, где Шляпник не мог увидеть своего товарища. Эта ссора сильно расстроила парня, но гордость не позволяла ему извиниться перед драконом первым, ну или в крайнем случае не раньше, чем через неделю. Но всё же он ошибся в том, что даже перестал общаться с ним мысленной связью, он даже не мог узнать, что его ждёт впереди, ведь сам же отказался просить помощи у ящера. Да и скука теперь с тоской поселились в его сердце, было ужасно скучно. Раньше Энгельс даже не мог себе представить, как же сильно он нуждался в общении со своим драконом, но теперь он это понял. Тишина начинала в прямом смысле давить на уши, что приносило с собой раздражение и нетерпение. И выбор пойти в лес был небольшой надеждой для юноши, ведь в лесу он мог слушать звуки дикой природы, а это лучше, чем ничего.
Наконец сделав несколько первых шагов и погрузившись в атмосферу шума и тихого гама, парень даже подпрыгнул от счастья слышать столько разных звуков. Они находились в каждой веточке дерева и в каждом сухом кусте, не говоря уже о деревьях, которые одиноко стояли вокруг снежной местности. Подойдя к одному из таких лесных гигантов, Энгельс остановился и присел на корточки, дотронувшись рукой до снега, взял небольшую горсточку кончиками пальцев, затем потеребил его в руках, распространяя  по земле. Прислонился спиной к дереву, устало наклонив голову вниз. В таком положении парень ещё довольно долго пребывал, пока всё же не решил осмотреться. Его взгляд медленно переходил от одного объекта к другому, тщательно приглядываясь к каждой мелочи и расценивая возможность засады, но на неё он меньше всего рассчитывал. В таком месте совершенно не хотелось думать о неприятностях, но они никогда не обходили парня стороной, ведь он же всадник. А всадники всегда подвержены опасности, собственно, почему у них не бывает не то что семей, но и хороших друзей, которые бы сопровождали их, - опасность слишком велика. Парень немного сетовал на такую несправедливость, но сейчас он уже смирился с этим, да и времени у него было много, чтобы привыкнуть к этой мысли, что он один и что у него нет друзей, кроме его собственного дракона, да и тот обиделся на него. Если рассудить, то виноват в этом инциденте Энгельс, нужно было быть более сдержанным, а он не смог и теперь должен расплачиваться за свой слишком длинный и в тоже время нахальный язык. Подперев голову кулаком, юноша посмотрел на небо, печально думая о том, что сейчас где-то в облаках парит и его друг, и что он мог бы точно так же летать на нём верхом, да вот только не сейчас. Сейчас он должен твёрдо стоять на ногах и заботиться о своей безопасности, ведь помощь, даже если и подоспеет к нему, то не так скоро, как этого может потребовать ситуация. Взяв в руку горсть снега, приложил его к лицу, охлаждая щёки; приятно улыбнулся, вспоминая о тёплом солнце. Прикрыв глаза, парень погрузился в лёгкую дрёму.
Но прибыть в ней долго он не сумел, разбудило лошадиное похрапывание. Протерев глаза, Энгельс поднялся на ноги и подошёл к лошади, мягко ступая по земле. Дойдя до своего угольного рысака, парень начал успокаивающе поглаживать коня по шее, проговаривая ласковые слова ему на ухо. Когда тот более менее успокоился, всадник отошёл от него на несколько шагов, но решил пока что побыть рядом с ним, на всякий случай. Постояв так ещё немного, он решил, что копытному ничего не угрожает и отправился обратно к тому дереву, при этом прихватив с собой фляжку с водой. Дойдя до того самого дерева, юноша открутил крышку и сделал несколько глотков. Потом отложил воду в сторону. Достав упавшую веточку с дерева, Шляпник принялся вырисовывать на снегу какие-то узоры, ранее не виданные им самим. Ещё немного поводив своим новым предметом рисования, всадник встал и присмотрелся к тому, что оказалось на снегу. Решив, что это не достаточно красиво выглядит, он дополнил общую картину небольшими деталями. Когда довольство посетило его голову, он довольно уселся на корни дерева, расслабившись и прикрыв глаза. Так приятно было сидеть с закрытыми глазами и не думать о том, нападёт на тебя кто-то или нет или же не дай Бог кто-то увидит метку всадника на руке. Все эти мысли так сильно выматывали, что Энгельс готов был отдать что  угодно ради обычного тихого дня, нормального дня, как у обычного человека, не ища никаких приключений на свою пятую точку. Но нет, этого ему никогда не приобрести, он обречён вечно спасаться или же гнаться за кем-то.
Невольно он сам пришёл к старым воспоминаниям о родном доме, о том, что у него было не так уж давно, но Энгельс уже честно начал забывать жизнь обычного человека, да и врят ли бы он решился на самом деле стать обычным кузнецом, при этом зная так много. Эти пять лет изменили и искоренили в парне повседневность, жизнь без приключений ему теперь даже и не снилась, просто не сможет отказаться от такого адреналина в крови. Эту правду он уже давно понял, но только не говорил об этом, понимая, что остальные бы сочли его свихнувшимся. Да, он уже свихнулся очень давно, теперь он не проживет без дракона. Холодное дуновение ветра вернуло его обратно на землю, заставляя поежиться от холода и укутаться в свою куртку ещё сильнее, чем прежде. Через пять минут ветер перестал дуть с такой силой, и можно было передохнуть, но теперь всё желание спать пропало напрочь. Пришлось сидеть и думать над тем, чем же заняться в ближайшее время. Продолжать дальше ехать парень не хотел, хоть только от одной мысли о теплой гостинице у него приятно задрожали пальцы. Тепло мгновенно распространилось по всему его телу, будто бы его только что обогрели у теплого камина, но это лишь иллюзия, но какая приятная. Блаженно открыв глаза, всадник решил всё же пройтись и посмотреть, сидеть ему уже просто надоело. К тому же до этого он провёл не мало часов в седле, так что сейчас ему было просто противно сидеть где-либо, нужно было ходить и разрабатывать мышцы. Шаги давались не так легко, как этого хотелось, но жаловаться было бесполезно. Остановка и внимательное прислушивание к окружающему. Ничего. Ещё несколько десятков пройденных метров и опять никого, разве что только неуклюжий заяц пробежал мимо, испугавшись человеческих шагов. Улыбнувшись этому пушному зверьку, Энгельс повернулся обратно, но мгновенно его живот издал громкий звук. Схватившись за него, парень понял, что уже давно не ел. Это осложняло ситуацию: за едой надо было идти к лошади, она не очень вкусная, зайца он только что упустил. Ворча что-то себе под нос, парень пошёл всё же по направлению к своему коню, но ненадолго задержался, глядя за полётом орла. Придумать причину, заставившую птицы вылететь в такую погоду Энгельс не смог, разве что только еда, та же причина. Люди и животные не сильно отличаются друг от друга. Дорога к Кастиилу заняла не так много времени, сколько думал парень, но от этого он не был счастлив. Вытащив из кожаной сумы кусок хлеба да ломтик мяса, парень пошёл в сторону своего дерева, перед которым ещё красовался шедевр в виде узоров на снегу. Найдя немного хвороста, парень устроил небольшой костёр, чтобы немного разогреть еду, да и самому погреть хорошо руки. Огонь уже горел с помощью магии, еда начинала немного согреваться, как и руки. Поев, юноша лёг на землю и стал разглядывать небо. По нему проплывали облака, некоторые из них были похожи на что-то, а другие были просто сгустком пара. Это занятие ненадолго увлекло всадника, но он всё ещё продолжал лежать на земле и смотреть вверх.
Неожиданно в кустах послышалось шубуршание, которое привлекло внимание, из-за чего Энгельс медленно и осторожно начал подниматься, чтобы определить местоположение объекта. После недлительного присмотра, парень определил куст, а потом медленно начал приближаться, взяв с собой меч. Тихие шаги давались ему довольно легко, к тому же он внимательно следил за тем, куда ставил ноги. Шаг за шагом и наконец куст был уже в десяти шагах, пригнувшись, всадник очень медленно сделал несколько маленьких шагов, а потом несколько резких, оказавшись с обратной стороны убежища. Но за ним не было ничего интересного, кроме маленького грызуна. Выругавшись, он вернулся обратно к дереву, волоча за собой меч. Досада накрыла его, он то хотел сделать что-то интересное, совершить подвиг или хотя бы немного посражаться с кем-то на мечах, но о таком даже и не пахло в этом лесу. Казалось, что лес совершенно не представляет никакой опасности для путников, но это не так, «в тихом омуте черти водятся». Вот и сейчас возможность того, что парня подстерегает опасность - была велика, и если он сейчас не заметил ничего странного и подозрительного, то это мгновенно может застать его врасплох. Эти размышления о безопасности всегда приводили к безысходности, как и многие другие мысли. О том, что творится в мире, он прекрасно знал и не мог поверить в то, что Сапфира и возможно даже сам Эрагон перешли на сторону Империи, а ведь когда-то он сам равнялся на эту парочку, но теперь идеал пал, кумир разрушился, и больше ничего не осталось, лишь слепая вера. Но вот куда эта вера была направлена, всадник ещё не знал. Он и сам не редко задумывался о том, чтобы переменить сторону борьбы, но потом ему становилось жалко тех, за кого он борется, ведь они такие беззащитные. Зла стало слишком много на планете, и в его силах было как-то изменить эту ситуацию, но решительные действия не могут сопровождаться лишь им одним, нужна была поддержка, хоть какая-то. Но её не было, не было никого, к кому можно было бы обратиться за помощью, он один. Один. Эти мысли не радовали, но и не слишком огорчали. В одиночестве есть свои неоспоримые плюсы, которые нельзя было отвергнуть, а прежде всего – самостоятельность и право выбора. Всё зависело только от него самого и не было того человека, который бы приказывал Энгельсу, он сам распоряжался своей судьбой и своим поступки с ошибками он совершал сам, не с помощью, а своей головой. Так даже полезней делать ошибки, всегда можешь понять причину неудачи трезвой головой, а не ложными сомнениями.

to Эландер

Сон? Или все таки реальность? Сложно разобраться, когда перед глазами мелькает такое буйство  красок, то расцветая багряно-золотым букетом, то сворачиваясь мутной снежной пеленой, а все органы чувств словно притупились, потеряли бдительность под наплывом странного  оцепенения. Картины прошлого и настоящего неспеша наслаивались друг на друга, как полупрозрачные наброски, вызывая диссонанс в эмоциях и ощущениях. Словно сквозь полудрему до нее доносились звуки и запахи давно минувших дней,  свежесть первых в своей жизни глотков воздуха и беспокойство, контрастируя с нынешним состоянием покоя и расслабленности. И голос. Тогда и сейчас. Разный, но от того не менее притягательный, манящий. Хотелось тянуться  к нему подобно мотыльку к огоньку. Но вот только одна незадача. Тогда  и сейчас - не одно и то же. К чему же все таки тянуло больше? К последним зимним дням, наполненным теплом и солнечным светом, чистой искренней радостью, на которую способны только дети, и постоянным присутствием рядом чего-то невероятно родного и близкого. Или же к самому началу этого странного природного цикла, пронизанному странными событиями и новыми впечатлениями, к внезапно замоячившему на горизонте чувству робкой надежды на иной финал, на возможность переписать свою историю и повернуть свой сюжет в другое русло пока еще не поздно. Ведь не поздно же?
-Это не грусть, а... ностальгия? - она и сама не знала, какое название дать  своему нынешнему состоянию, уж слишком непривычным оно было. Словно кто-то взял и так вот беспардонно вытянул из нее душу, перетащив в другое тело. Чужое, непривычное.
"Тогда" уже нет и не будет, а "сейчас" - вот оно, рядом, смотрит на нее обеспокоенными глазами, ободряет, утешает... за что Эландер был так добр к ней даже зная то, что она совершила? Не смогла защитить самое драгоценное, что было в ее жизни, да еще и имела наглость остаться после этого в живых.  После этого Азаэль могла заслуживать только осуждение, презрение и неприязнь, но никак не это. Так почему же? Вряд ли серебряный собирался прямо отвечать на этот вопрос или давать хоть какое-то пояснение своим действиям так просто.
Не думай, не думай, не думай...не думай, кому говорю! Это безнадежно.
Тихий выдох сквозь плотно сжатые челюсти. Нужно перевести мысли в другое русло, не погружаться в омут своеих размышлений с головой - это никогда не заканчивалось для бронзовой хорошо.
-Мать? Расскажи мне о ней? - первое слово, за которое зацепился разум. Забавно. Интересно, почему? Родители Аз умерли задолго до ее вылупления из яйца. Каким образом - не хотелось даже думать. Пожалуй, единственными сведениями о своих родителях для бронзовой были смутные отрывки-образы, сохранившиеся в памяти предков. Но их было слишком недостаточно, чтобы составить полный портрет двух драконов, так удивительно непохожих друг на друга, словно день и ночь, но вопреки всему сведенных Судьбою вместе.

Вот оно как… - задумчиво протянула дракониха, думая о чем-то своем. В принципе, под указанное описание мог подойти любо дракон – наверное – слишком размыты были границы словестного портрета.  Пришлось дорисовывать этот портрет самостоятельно. Какой могла бы быть мать Эландера? Даже поднапрягнув воображение, Азаэль  вряд ли могла бы представить себе это – слишком мал и плачевен был опыт общения с сородичами. Забавно… за всю свою недолгую, а может и долгую – смотря с какой стороны посмотреть – жизнь она встречала всего троих, разительно отличающихся друг от друга. Не из чего было делать выводы.
Звучит так, будто ты ее оправдываешь, - подумалось бронзовой, но высказать свою мысль вслух она не спешила. Да и вообще не спешила говорить хоть что либо, наслаждаясь тишиной, сквозь которую пробивались различные звуки окружающего мира, но это отнюдь не нарушало молчаливой гармонии. Тихий шелест сухой листвы, легкое дуновение ветра, редкие чириканье неизвестных птиц, чужое жаркое дыхание, приятно обжигающее затылок. Никаких посторонних шумов и резких звуков. Вряд ли можно было придумать более совершенную звуковую картину, в которой бы так гармонично взаимодействовали все ее элементы. Казалось, убери из всего этого хотя бы одну деталь – и магия момента исчезнет, развеется подобно пыли на ветру, будто ее никогда и не было. Хорошо было сидеть вот так и в кои то веки прислушиваться не к тому хаосу, который творился где-то в глубине души, а к окружающему миру. Со смертью Харуки он словно потускнел, стал скучным и докучающим, чем-то вроде обременительного факта, с которым хочешь-не хочешь, а пришлось смириться. Бронзовая так и не смогла вспомнить момент, когда  с глаз словно схлынула мутная пелена.
Сколь приятными не были бы редкие моменты, когда на Азаэль накатывали волны безмятежного спокойствия, они имели свойство заканчиваться или обрываться. Хорошее бы не было столь хорошим, если бы не кончалось. Но чем реже драгоценные минуты, тем они ценнее, верно? Осторожно выбравшись из под серебряного крыла, дракониха  по-кошачьи потянулась, но вскоре об этом пожалела. Ноющие мышцы только и поджидали момента напомнить о себе, причем все разом. Усталость никуда не делась, всего лишь стала подобна мутному осадку на дне стакана – вроде бы и не мешает, но дискомфорт своим присутствием доставляет изрядный.
-Думаю, нам пора… Хозяева леса вряд ли оценят, если на границе их леса устроят спальный район, - дракониха тихо фыркнула, по привычке расправляя крылья, однако, припомнив условие пересечения границы леса, нехотя опустила их на землю, накрывая ее ими подобно одеялу. – Как мы будем искать твою семью?
Повернув голову к Эландеру, бронзовая вопросительно приподняла бровь. Странно, еще недавно ее трясло при мысли о том, что при встрече с матерью серебряного их дорожки разойдутся. Неужто его слова ее в этом переубедили? Нда, а ведь дракониха упустила этот момент из виду, с радостью приняв его за данность.
Дурочка. Поплатишься ты за свою доверчивость когда-нибудь.
Фыркнув в ответ на неприятный комментарий внутреннего голоса, Аз принялась рассматривать расправленные крылья. Ничего примечательного в них не было, крылы как крылы, широкие, перепончатые, с коготками на длинных пальцах. Только одна тонкая неровная линия, пересекающая когда-то порванную  мембрану между средним и безымянным пальцами – последствия неудачного приземления в кусты. Всадница тогда еще руки в кровь содрала…
При воспоминании о том дне дракониха мигом помрачнела. Зря она затеяла это занятие. Думать вредно, а ей – в особенности. Резко взмахнув крыльями, отчего с земли ворохом поднялся мелкий ураганчик из листьев, комьев не до конца промерзшей земли, а снежинки в панике разметались по сторонам, дракониха уже спокойнее сложила их.

« Нас усадили обедать в шикарнейшей трапезной, сразу было видно, что хозяин дома человек богатый и властный привык видеть роскош во всем – начиная от вилок и ножей и заканчивая отделкой стен и потолков. Везде были картины и охотничьи трофеи; на противоположной стене висели два огромных слоновых  бивня,  а  под ними  - рога буйвола. Рога были грубые, покрытые наростами,  какие бывают  у  старых самцов. Один рог, весь в глубоких царапинах,  на конце  был  отломан. Хозяин – человек дворянских кровей, резко разбогатевший после смерти Императора на вопрос о сколе рога рассмеялся и сказал, что животное просто неудачно протаранило охотника и врезалось в амбар, где кончик рога крепко-накрепко застрял в балке.
Золото, шелка и реки вина… но было среди этого одно, что цепляло взгляд и невольно заставляло восхищаться и ненавидеть владельца. На стенке оббитой красным бархатом, на высоте в два человеческих роста висел рог, да-да вы наверное будите удивлены, что просто какой-то рог и читатель наверняка недоуменно спросит: « И что в нем особого?».
Я расскажу вам. Рог был длинной в полруки и шириной с ладонь, самый такой обычный, но вы послушайте! Цветом он напоминал что-то среднее между серебром и лунным светом, даже казалось, что в мире нет подобного такого сочетания белого и серого; он был изящно выгнут дугой, но все же на более широком конце был виден скол, а значит, его не отпилили с мертвого животного, а сломали в потасовке ли же нашли где-то.
- Сэр, осмелюсь спросить, чей это рог? – я невольно испытывал страх перед господином. Но тот лишь рассмеялся и похлопал себя по объемному животу.
- Тебе это и вправду интересно? Ну, тогда слушай мою историю.
И он поведал мне, что это за рог и кому он принадлежит.»

Он был тогда на несколько лет моложе, еще не появилось пузико и второй подбородок. Молодой крепкий парень, охотящийся на экзотику, которую так хорошо покупал высший свет. Фрагуры, горные гномьи козы, шкуры горных медведей и клыки Шшргнов – все отлично шло на черном рынке, суммы выручки хватало и на сбор снаряжения и на оплату команды и даже сверх этого что-то оставалось себе в карман. Обычно они ходили  по десять человек – вполне боевой отряд до зубов вооруженный оружием и различными ядами – копья и стрелы могли попортить шкуры, а вот яд нет.
В тот раз она пали на след двух крупных животных не так далеко от озера Айзенстар, всего несколько лиг на восток. Ребята почувствовав, что за этих тварей можно выручить большую сумму двинулись по следу и вскоре как им показалось обогнали этих существ и расставили капканы на земле, вырыли ямы усеяв их дно кольями и раскидали по земле веревки – по сути, когда животное наступало в них срабатывал механизм и петля затягивалась на лапе. Что бы удержать Шрргна хватало пяти таких ловушек, горного медведя – двадцати и кольев которые были хорошо спрятаны в кустах. Да и отряд всегда на подхвате. Стоит жертве хорошенько запутаться как с деревьев и из-за кустов в цель начинают лететь десятки стрел смазанных ядом.

- Да, это город эльфов – дракон обогнал Азаэль и играющее подпрыгнул и куснул ее за загривок, не больно, всего лишь слегка прижав челюстями ее шею и тут же отпустив и отпрыгнув в сторону озорно подергивая хвостом и посматривая с жадным интересом на бронзовую. Красивая.
Он привык к тяжестьбе жизни, к тому что бы каждый момент его слабины заканчивался пинком судьбы и не всегда пинки были мягкими  любящими, зачастую это был суровый пинок сапога с железными набоинными в живот.
- Пойдем – он согласно кивнул  то догоняя Азаэль и кусая ее за пятки, то отпрыгивая в сторону и любуясь ее реакцией. Женщины, они так прекрасны когда злятся, а в особенности когда злятся драконихи. Они так нелепо поднимают верхнюю губу, так мило и невинно напрягают все тело, позволяя мускулам прорисовываться сквозь чешую  - великолепие достойное жизни.

Она обогнала его взвихривая снежок в воздух и игриво его ловля всем телом, так красиво… Красиво-то красиво, но бронзовая как-то резко начала проседать под землю и прежде чем белый успел рвануть к ней на помощь что-то острое просвистело над ухом и болезненно царапнуло щеку оставив след в виде нескольких пробитых чешуй. Что за черт? Белый резко дернулся в сторону уходя от невидимого врага и в то же время пытаясь пробиться к Азаэль, но лапа дернувшаяся назад вдруг резко ушла вверх, что-то туго перехватило его за щиколотку. Он развернулся и со стоном полным злости и отчаяния заметил тугую веревку поднявшую его лапу выше головы.
Ерунда, но очень не приятно.
Он чувствовал как ненависть вскипает в грудине и волнами накатывает на все тело разнося адреналин и пламя по сосудам и мышцам. Люди, опять эти проклятые люди! И почему они не могут успокоится и отпустить их, оставить в покое и не наносить больше болезненных духовных и физических ран и ему и Азаэль?
Дракон уже и не понимал, что творит, инстинкты древней которых только сам мир взыграли выше всяких клятв и обучений, дракон, взревев дернул лапой срывая веревку вместе с веткой и сидящим на ней человеком. Хрусть.  Челюсти сомкнулись на тщедушном теле окрашивая пушистые снежинки к алый, неблагодарно и пошло алый цвет.
Это было как помутнение рассудка, белый укусом пересек жизнь живого существа, пусть и грязного до омерзения, потонувшего в своих грехах, рванул к Азаэль – дракониха лежала в яме, нелепо изогнувшись между кольями, глупые люди поставили слишком редкий частокол и это благо спасло, наверное, жизнь Азе.
Отчаянный вопль вырвался из груди Эландера ему было необходимо вызволить подругу из ловушки, но он не знал как – крутые стенки не давали ему возможности спуститься, а сверху он не доставал до тела бронзовой драконихи.

Тьма, плотно обступившая сознание, неожиданно оказалась чем-то очень приятным. Никаких звуков, никаких запахов, никаких мыслей… не нужно никуда идти, кого-то искать, пытаться вернуть себе хотя бы малый кусочек того, что было утеряно давным давно. После всего, что было пережито, это казалось чем-то нереальным, неестественным. Она умерла? Не смотря на удивительную легкость и расслабленность, царящую в этом темном месте (про себя Азаэль окрестила его Пустотой), тревога, сжавшаяся тугим комком где-то глубоко внутри, все нарастала и нарастала. Крылатая все пыталась вспомнить, с чем было связано это мерзкое чувство, но память упорно молчала, не желая помогать в поиске ответа на вопрос. Быть может, у нее оставалось какое-то дело, которое  в что бы то ни стало необходимо было завершить?
Постепенно сквозь непроницаемую тишину и пустоту начали пробиваться первые отголоски звуков и запахов. Все они казались смутно знакомыми, но не более. Что ж, если они не станут усиливаться, дракониха будет не против – переключить  свое внимание со внутреннего дискомфорта на что-нибудь еще  было бы неплохо.
Все рухнуло в одно мгновение. Одно наглое бесцеремонное прикосновение и плотная невидимая стена, отделяющая крылатую от мира звуков и запахов, с треском рассыпалась на мелкие осколки.  И звон стали, и грозное рычание, и острый странный запах, повисший в воздухе – все навалилось разом, ошеломляя и сбивая с толку, не давая оклематься. Бронзовая резко распахнула глаза – оказывается они были закрыты все это время.
Наверное, тот рывок  был чисто инстинктивным. Азаэль так и не успела понять что произошло, а ее челюсти уже стальным капканом сомкнулись на чьей-то руке. В горло тут же хлынула теплая кровь. Вот только вкус у нее был слишком необычным, слишком отличающимся от привычного… противным. Постепенно дракониха смогла сфокусировать взгляд на своей «добыче».
Человек…
Кто-то очень мудрый говорил, что Время обладает воистину чудодейственной силой – оно лечит, причем не только физические, но и душевные раны. Наверное, думая об этом, переживать сложные моменты жизни было намного легче. Но мудрый умолчал о самом главном – постепенно эта иллюзия проходила, уступая место пониманию того, что ничерта не исцеляется… ты просто напросто учишься жить с приобретенными ранами.
Кажется, человек кричал. То ли от боли, то ли от страха – в этой жуткой какофонии из звуков резни было сложно различить что-то наверняка – а дракониха словно впала в оцепенение, не в силах ни двинуться, ни хотя бы выпустить кровавый ошметок из свисающих клочьев мяса и раздробленных костей, когда-то бывшей рукой наемника, из пасти. Воспоминание, так старательно заталкиваемое в глубины памяти, всплыло на поверхность. Азаэль снова видела, как рвется под нажимом гигантских клыков тело Харуки.
Так нельзя… это же человек! Такой же, как и Хару!
Но почему-то общей у них была только принадлежность к людскому роду. Стоило лишь мысленно проникнуть в сознание мужчины для того, чтобы убедиться – дружелюбных и миролюбивых мотивов там нет и не было. Челюсти против воли драконихи сжались еще плотнее. Организм словно не желал слушать робких доводов разума, повинуясь одному из древнейших инстинктов – самосохранению. Хотела того бронзовая или нет, но это существо было ее врагом и при возможности вряд ли стало бы мешкать, вонзив клинок в ее сердце.
Дракониха мотнула головой, откидывая человека от себя и при этом чуть не ударившись о торчащий из дна ямы заточеный частокол. Боже, да она чудом не напоролась на него при падении – слишком удачно приземлилась. Слишком ли? Стоило подумать об этом и попытаться подняться на лапы, как все тело отозвалось жуткой болью. Пришлось стиснуть зубы, чтобы позорно не заскулить от боли. На осознание того, что же именно послужило ее источником, не было времени. Пришлось собрать в кулак всю свою хилую выдержку и самообладание, чтобы таки рывком вскочить на лапы.
Скорчившийся у края ямы наемник попытался было подняться. Теперь, глядя на него, Азаэль больше не чувствовала угрызений совести. Ведь она всего лишь оборонялась… да, верно. Ведь нет ничего плохого в том, чтобы отвечать ударом на удар.
Она пресекла его жизнь без малейших сожалений.

- Черт – мужчина решил сам вмешаться в происходящее, ничего нельзя доверять эту сброду пьяниц! Он неспешно подошел к поваленному на землю серебряному и упершись ногой ему в голову стал отпиливать один из рогов – это его личный боевой трофей, который он повесит у себя на стене в доме. Это не заняло много времени и вот серебряный нарост оказался отпиленным в руках мужика и он победоносно подняв его над головой громко сказал:
-  Вы говорили мне, что невозможно убить дракона. Вы говорили, что это самоубийство! И что теперь? Мы поймали одного дракона живым, и поймаем второго, а почему? Да потому что сухопутные крысы. За живую ящерицу отвалят куда больше золота, чем за мертвого! – он яростно расхохотался и похлопал Эландера по шее – Теперь возьмите второго дракона, плевать на погибших, вам достанется больше денег.

Мужчины, оскалившись двинулись в сторону бронзового ящера держа наготове веревки и клинки, командир прав, они завалили серебряного завалят и этого, они же просто тупые животные.
Опьяненные предстоящими горами золота мужчины подошли вплотную к яме и начали накидывать на шею бронзового веревки и затягивать их. Сейчас они уже не спешили.

- Эландер… - Зачем? Зачем я сражаюсь и живу? – мысль простая и такая обыденная, обычно просто ускользающая от ответа, тяжелым камнем повисла на шее. Мать, отец, сестра – образы растворялись во тьме, оставляя маленького серебряного птенца, еще даже не открывшего глаза в кромешной темноте, где единственным звуком было биение чьего-то сердца. Мама? Мамин бок – первое отчетливое воспоминание. Они лежали в гнезде матери в Эллесмере, в темноте. Среди шума леса он отчетливее всего слышал именно биение огромного материнского сердца и ее тихое, баюкающее урчание. И запах – запах прелой листвы и сырого мяса, который всегда так нравился птенцу: это был запах матери, самого близкого ему существа.
- Эландер – крик стал отчаяннее и пронзительнее, голос был далеким и слишком звонким для матери. Мать звала его более грудным голосом, даже когда его отняли от матери – голос был тише и более басистый.
Новый образ. Бронзовая дракониха – совсем молодая, поджарая, как гончая собака, и с глазами полными тоски и тяжести бремени, несомого на душе. Она так и не рассказала Эландеру о своем прошлом, так и не раскрылась. Азаэль. Стоило ли жить ему ради нее, ради ее огромных выразительных глаз, гибкого тела и неописуемого характера. Она была для дракона закрытой книгой, которая никак не хотела открываться, лишь изредка давала тонкий намек на содержимое и тут же захлопывалась, опять оставляя Эландера и его жгущее желание узнать Азаэль ближе, наедине.
Он будет жить ради нее – пусть даже бронзовая и не пожелаем ему открыться и остаться с ним после прибытия в столицу, пусть, он не будет ее удерживать, но навсегда оставит в своем сердце.
- Перестань стонать, наши так просто не сдаются – дракон с трудом открыл глаза. Мир плыл куда-то, даже не плыл, а тонул в водовороте красок, запахов и цветов, каждая секунда была мучительна – точно по голове били наковальней. Задних лап он совсем не чувствовал, передние же совсем чуть-чуть. Наверное, сейчас было легче умереть, чем заставить свое тело слушаться, но он обязан был сейчас подняться и защитить Азаэль. Обязан! Хрипло взревев, дракон резко поднялся на передних лапах, скидывая с себя человека, перебрасывая его через голову, да так, что тот повис на морде дракона, цепляясь за здоровый рог. Это не правда, что в рогах нет нервных клеток - есть, и, причем, не мало, и потеря рога была весьма ощутима, особенно сейчас – когда он пришел в сознание.
- Ну, привет человек - вскинув голову, дракон успел перехватить человека до того, как он упал на землю, за ногу и, дернув еще раз головой, отбросил его куда-то в кусты. Тело с глухим шлепком упало вне поля зрения. Плевать. Стон, несколько неуклюжих попыток, и дракон бросил это дело. Сейчас ему не встать. Устало засопев, он неуверенно улыбнулся, глядя на стоявшую поодаль Азаэль, – как же она мила когда испуганна.
- Прости, я просто не ожидал этого. Сейчас отдохну, и пойдем дальше.
Молчание. Он осматривал ее – от кончиков когтей до кончика носа.
– Ты не ранена?