- Я не питаюсь человеческой, ты меня обижаешь – кто сказал, что дракон должен быть кровожадным убийцей, который мечтает насиловать женщин и убивать детей, это слишком приевшейся стереотип шедший сразу после определения «дикий», ну было пару раз в его жизни разорение деревни и кража нескольких девиц на обед, но так то было совсем давно и в память о давно минувшем у него осталась парочка шрамов на шее от мечей наивных рыцарей, рвущихся в бой во имя луны.
- А если с ней что-то случится, то тебе будет повод мне отомстить в будущем – если доживешь, они же не могли в  те далекие годы предсказать приближающуюся катастрофу которая черными тучами надвигалась на всех жителей страны и которой суждено было уничтожить фактически ведь драконий род.
- Да не переживай ты так – я прекрасно понимаю, что значит иметь кого-то близкого и беззащитного – смягчил тон Кристалакс, его же самого ждала в гнезде Китиара, такая же маленькая и беззащитная маленькая воительница отправившаяся на поиски приключений и нашедшая их в лице белого и его семьи.
  - Если не доверяешь мне – неси сама и посмотрим через сколько часов тело девчонки превратиться в ледышку и рассыплется ледяной крошкой. Мы летим на север, не забывай об этом, а я не собираюсь пересекать Спайн и море ниже птичьего полета, знаешь ли если твои крылья намокнут и обледенеют, то ты уже не вспорхнешь пташкой в небо.

Слова Кристалаксиса казались Аласте разумными, но в то же время недоверий не ушло окончательно. Да, так она могла просто сама упасть  любой момент и тогда повреждений будет куда больше.
- Хорошо, ее понесешь ты, - вздохнула дракониха.
Теперь оставалось самое тяжелое: убедить Тию, что так надо. И хоть Аласте было неприятно это делать, она решила просто поставить девушку перед фактом, что ее понесет белый, и всякие возражения недопустимы. Может быть это жестоко, но иногда необходимость требует не обращать на жестокость внимания.
Дракониха повернулась к Всаднице и обратилась, наконец, к ней:
-Тиа, дальше я тебя не понесу, мне слишком тяжело. А так как этот дракон, который согласился нас проводить на Врёнгард, намного старше и сильнее меня, весь путь ты проведешь у него в лапах. Если тебя понесу я, ты рискуешь замерзнуть насмерть, или мои крылья откажутся лететь от усталости, и мы обе разобьемся о землю. Времени на бесконечные остановки нет, да и на море останавливаться негде. В общем, этот вопрос обсуждению не подлежит, все делается для твоего же блага, - как можно убедительней сказала Аласта, нарочно говоря медленно и максимально понятно.
И затем, чтобы девушка не решила начать упираться и снова плакать, быстро завела голову ей за спину и подтолкнула прямо к лапам Кристалаксиса. Опять же, нечестно с ее стороны, но так она предотвратила несколько минут споров, которые бы все равно закончились так.
Не желая, чтобы Тие было куда убегать от белого ящера, дракониха отошла практически на другой край полянки, намереваясь взлетать. Она расправила зеленые крылья, пусть не такие впечатляющие, как у Кристалаксиса, и  уже готова была сделать прыжок, как ее внимание привлекли кусты.
Не складывая крылья до конца, она подошла к этой зеленой растительности, от которой вился слабый, еле уловимый запах глины. Аласта точно знала, что так высоко в Спайн вряд ли кто мог зайти, и тем более тащить с собой глиняную посуду.
Буйнорастущие кусты частично уберегли землю от толстого слоя снега, и около самых корней проглядывал небольшой черепок.
«И каков же шанс, что в горах будет просто так валяться кусок засохшей глины?».
Любопытство взяло верх, она поддела когтем черепок и вытащила его на полянку. Вся поверхность глины была исписана непонятными и странными буквами, которые не производили впечатления человеческой мазни. Не понимая, что это такое, дракониха взглянула на белого. Он наверняка знает больше, но и позвать она его не решалась. Но и эти письмена полностью заполнили мысли Аласты: казалось, что сами буквы излучают энергию некоего таинства. В  конце концов, дракониха схватила черепок и наполовину подлетела, наполовину подошла к Кристалаксису. Затем опустила перед ним глиняный осколок и спросила:
- Есть мысли, что это такое?

Слова дракона заставили Аласту совсем по-другому посмотреть на этот черепок. Он больше не казался ей таинственно-привлекательным, как всякое неведомое, а скорее опасным. Эти символы и так казались ей чересчур необычными, но то, что дракон отказался даже от прикосновение к этот ничтожной глине, заставляло задуматься.
Не придумав ничего лучше, она подобрала осколок и протянула Тие.
- Постарайся не потерять.
Дальше тянуть время было бессмысленно, приятные беседы и рядом не ходили с этой разношерстной компанией. Тем более, что костер потушен, а люди совсем не приспособлены к горным морозам, в отличии от драконов, и сейчас Всадница стояла на холоде и могла ощутить на себе все прелести отмерзания конечностей.
- Никому не отдам, пока не разберусь, что это за черепок, - уверенно заявила Аласта, прикидывая, не заденет ли ее крылом Кристалаксис при взлете, и хватит ли ей места самой, если она взлетит первой.
- Я и не переживаю. Ты не производишь впечатления убийцы, поэтому и за Тию я не очень сильно волнуюсь. В конце концов, я первая узнаю, если ты решишь нарушить свои обещания, -  заверила белого дракониха, многозначительно на него посмотрев.
Действительно, если Тии станет хоть немного больно, эту же боль ощутит и Аласта. А там и думать особо не придется, что случилось – все стрелки автоматом переведутся на Кристалаксиса. Дракониха, правда, не представляла, что делать, если такое случится, поэтому определилась, что будет решать проблемы по мере их появления. Тем более что загадывать наперед смысла нет.
- Давай бери ее и взлетай, а я сразу за вами.
Поза Кристалаксиса никак не говорила, что этот дракон ведет себя серьезно. Уже второй раз он заставил Аласту сомневаться, что он действительно такой серьезный и недоступный. Собственно, и она прекрасно понимала, что оба они надели своего рода «маски» - личины, которые всегда готовы встретить незнакомца, но отнюдь не всегда показывающие истинную натуру хозяина. Но никто не торопился снимать эти «маски», ведь кажется, что за ними безопаснее.
«Не самое лучшее время для философствований» - одернула себя дракониха, желая лично проконтролировать процесс захвата Тии мощными и большими лапами белого ящера.

Подняв вихрь из белых снежинок, белый дракон взлетел. И так велик был ветер, который он поднял своими могучими крыльями, что Аласте пришлось спрятать морду под одно из изумрудных крыльев. Затем, когда эта воздушная волна прошла, дракониха и сама развернула крылья и оттолкнулась от земли. Несколько мощных взмахов, и вот она уже следует за белым ящером.
Да, ей не понравилось то, насколько грубо Кристалаксис сгреб Тию к себе в лапы – человек куда более хрупкое существо, нежели дракон, одно неаккуратное движение  и он переломится как тростинка.
Аласта хотела сообщить об этом дракону, но тот отгородился от нее мысленными барьерами. Отчасти даже довольная этим, дракониха полностью отдалась полету.
Такой родной ветер приятно расступался перед ней, снежинки летели навстречу, и сами драконы неслись прямо в тучи. Внизу виднелись горы, но это было неважно, самое главное заключалось в небе, ласково открывавшем свои объятия. И безумный восторг полностью захватывал душу драконихи, заставляя забывать о сложностях и нюансах жизни, трудностях и будущем. Забывать обо всем, кроме радостей полета, и только кто-то  тихонько нашептывал, что все хорошо и так будет всегда, пока есть небо и небесные светила милостивы к созданиям земным. 
Весь этот безумный экстаз прервал один единственный голос, который Аласта совсем не ожидала услышать. И именно этот голос вернул ее в суровую реальность, напомнил о дне настоящем и неизвестном будущем, об опасностях и тайнах, что могли ждать впереди. И, под уходящим воздействием пьянящего восторга, Аласте очень захотелось придушить хозяина голоса.
- Сплошная равнина – это слишком скучно, - ответила дракониха. – Но тот мир, что описываешь ты, не идеален ли он?
Двуногие существа не боролись за землю, природа не страдала от их рук, драконам не было надобности объединяться с людьми и эльфами. Гармония была соблюдена, никто не брал больше, чем надо, и в такой же степени отдавал.
Но Аласта не могла представить мир без верхушек Беорских гор, что стремятся достигнуть небес, без пустыни Хадарак, что внушает ужас любому существу, ибо все в ней становятся равными, и даже без Спайна, что разложил свои вершины вдоль всего побережья. Нет, это было слишком тяжело.

Да, и сам Кристалаксис не считал ту землю идеальной. Аласта не стала спрашивать, что для него идеал, не хотела лезть дальше позволенного.
Рожденная в горах, она не представляла себе жизни без них. Какое счастье было нестись наперегонки с вершинами до небес, а там прямо в облака, на встречу с солнцем или звездами, а дальше – выше, к запредельному. И плевать, что драконихе никогда не удавалось долететь даже до мест, где Беорские горы упирались в облака. Главное то, что соперничество с этими атлантами навсегда останется неотъемлемой частью Аласты, своего рода борьба с самой собой.
Краем глаза она поглядывала на лапы белого дракона. И хоть она и решила сделать все так, как хотел этот ящер, окончательное доверие еще не пришло. И стоит ли добиваться этого доверия, если ни одна из сторон этого не хочет? Ну, или не показывает, что хочет.
- Тебя смущает темнота? – поинтересовалась Аласта.
Самой ей ночью летать нравилось даже больше. Тогда единственными судьями твоих поступков и переживаний становятся звезды и луна, и их призрачный равнодушный холод заставляет собраться и разложить все по полкам. Именно тогда граница между реальностью и безумием становится хрупкой, как стекло, становится понятно, достоин ли ты жить. И только те, кто может выдержать взгляд миллионов ночных светил, может говорить уверенно – душа его готова почти ко всему.  Ведь так тяжело убежать от собственных страхов и предрассудков в этом одиночестве, где ты – сам себе враг.
Но еще лучше – встречать в небе рассвет, наблюдать рождение нового дня и триумфальное восхождение солнца на предназначенное место во главе всего в небе, как оно своими обжигающими лучами разгоняет ночную вуаль и приносит надежду, зачастую такую нужную. Эти мгновения заставляют души трепетать в едином порыве веры.
Да, Аласта могла многое рассказать о небе, но никогда не смогла бы описать его власть над всем живым. Иногда кажется, что сами боги приходят на помощь людям, хотя это всего лишь взошло солнце. Или люди верят в дурмане печали, что дождь разделяет их горе, будто он льет свои слезы из-за их трагедии. Нет, нету ничего более сильного и могущественного, чем этот голубой купол. И Аласта была счастлива, что имеет честь быть настолько близко к нему.
- Хотя ты прав, нам придется спуститься, - согласилась, наконец, дракониха, глядя на Тию.
Как и любому человеку, ей надо будет поесть и отдохнуть.

Аласта фыркнула и заметила:
- Я рада, что ты перестал делать из нее пустое место.
И на этот раз она обошлась без сарказма: это уже был заметный прогресс, что белый дракон начал думать о сохранности Тии. Хотя это могло быть просто нежелание позже выслушивать истерику изумрудной драконихи по поводу смерти Всадницы. Но и это было неважно – главное, что процесс пошел.
- Я-то услежу. Но что-то я сомневаюсь, что какой-нибудь зверь рискнет к нам подойти. Твои размеры впечатляют, мягко говоря.
По крайней мере, Аласта на месте этих существ и близко бы к ним не подошла, если им дорога жизнь. Ведь это чистое безумие – выходить против такого огромного ящера. Да и не надо иметь много мозгов для того, чтобы догадаться, что у такого дракона в комплект входят острые клыки и когти.
Кристалакс опустился ниже, явно не желая так сильно подмораживать девушку. Аласта не стала опускаться с ним, решив, что лишние маневры собьют скорость. И каково же было ее удивление, когда белый ящер поднырнул под ее тело и мордой подтолкнул вверх, обдав теплым воздухом. А так как такая большая голова по определению не могла толкнуть легонько, то и отнесло дракониху вверх на довольно приличную высоту. Этого вполне хватило для того, чтобы темп взмахов крыльев сбился, и Аласта на несколько секунд потеряла контроль над полетом, начиная заваливаться вниз. Решив, что все равно придется спускаться, она сложила крылья и стрелой метнулась к дракону, со свистом рассекая воздух.
Кристалакс, который тоже позволил себе прелести свободного падения, явно был очень доволен своей выходкой. И даже поспешил поинтересоваться, разделяет ли его эмоции дракониха. Та резко расправила крылья, и тонкая мембрана мгновенно наполнилась сопротивляющимся воздухом, а кости еле слышно загудели от напряжения. Остановив падение чуть выше белого, Аласта невозмутимо ответила:
- Полет – это всегда весело.
Это начинало более походить на термин «приятное общение». Никто не закрывался от другого барьерами и не пытался строить из себя нечто неприступное и роковое. Уже хорошо.

- А я разве отрицаю, что мне понравилось? – насмешливо ответила вопросом на вопрос Аласта.
Хотя ее немного напрягло, что голова ящера была в нескольких сантиметрах от шрама. Даже если учесть, что она давно привыкла к своему увечью и приняла его как данность, часто он напоминал о себе неприятным дискомфортом. Уже на полном автомате дракониха не касалась ничего уродливым рубцом, так как когда чешуи начинали цепляться друг о друга и о другие предметы, ощущение было не из приятных. Не боль, конечно, но тоже заставляет содрогнуться от отвращения.
Белый дракон между тем летал вокруг изумрудной, то подныривая и игриво щелкая зубами в области лап и шеи, то улетал. Сама дракониха долго ждала, а потом стукнула Кристалакса лапой по морде. Не больно, разумеется, но как бы напоминая о возрасте.
«Как птенец, ей богу» - с усмешкой думала она.
Но это было лучше, чем если бы он просто летел неприступной горой и строил из себя рокового дракона, вершителя судеб.
- Обязательно слетаю. Но ее еще надо дождаться.
Она была бы только рада увидеть очередное небесное чудо. Из пещеры она много раз наблюдала, как голубые молнии рассекают небеса, покрывая облака паутиной. Но это всего лишь на мгновение, а потом вся эта смертоносная мощь исчезает. Но та красота, которую она представляет, еще долго стоит перед глазами, а гром, что способен вселить ужас в душу человека, еще долго чудится где-то на горизонте. А потом, когда тучи начинают расходиться, легкие наполняет свежий и чистый воздух, наполненный озоном. И все такое умытое и яркое, все цвета особенно сочные, и природа будто начинает дышать. И особенная тишина всегда царит после грозы, та тишина, чьи теплые объятия так радостно принимать, ступая по мокрой траве или летая в воздухе, собирая на чешую запоздавшие капли, чтобы, когда выглянет солнце, они заблестели миллионами бриллиантов.
Все эти мысли оставили после себя прозрачное спокойствие. Как ей не хотелось, все ее мысли рано или поздно возвращались к родным горам и пещере. К не отвеченным вопросам и невыполненным обещаниям. Кристалакс все так же летал везде и сразу, его белая чешуя напоминала снег. И тут одна простая идея посетила Аласту, и она осторожно спросила:
- Скажи, как долго ты живешь? И где обитает твоя семья?

Идея Аласты разлетелась на мелкие кусочки. По какой-то неведомой ей самой причине она думала, что Кристалакс со своей семьей живет где-то в глубине Беорских гор. А раз так, то он мог что-то знать о том, куда исчезла семья самой Аласты. Та ниточка к своему прошлому, которую она сама себе придумала, оборвалась, оставив болезненное ощущение пустоты.
- Ты прав, не бывала. Я не бывала нигде дальше озера Леона. Мы жили на самом южном конце Спайна, в пещере в одном из последних его острогов, где река Джиет пересекает горы.
И хоть изначала ее позиция об откровениях была весьма жесткой, теперь она понимала, что для того, чтобы что-то узнать, следует рассказать о случившемся. И если от Тии информации о матери драконихи добиваться просто смешно, то Кристалакс мог видеть, слышать или что-то знать. Да и для того, чтобы хорошо относились к ней, она решила открыться сама. За своими надуманными баррикадами и стенами сидеть все равно бесполезно – ни толка, ни смысла в этом нет.
- Отца я и не знала. А мать исчезла, когда мне едва было два месяца. И мой вопрос был задан потому, что я подумала, что ты мог что-то знать. Но раз ты с совершенно другой стороны, то и спрашивать бесполезно.
И она замолчала. Какая-то обида накатила на Аласту, обида на родителей, за их равнодушие и эгоизм. Ей казалось неправильным, что они бросили ее, когда ей так была помощь, когда было так больно и одиноко. Страшное воспоминание о терзающей все внутри боли ворвалось в ее сознание, на секунду погрузив Аласту в пучину ужаса. Она вся содрогнулась при воспоминании о той дождливой ночи.
Придя в себя и вспомнив, что белый ящер спрашивал и про Тию, дракониха посмотрела на свою Всадницу. В когтях большого дракона было явно удобнее и теплее, чем в лапах изумрудной. И Аласта была рада уже тому, что та хотя бы не мерзнет.
- А что касаемо Тии, то я скажу так. Пока она сама не захочет, я не смогу ничего тебе рассказать. Это ведь ее прошлое, как-никак, и ей решать, кому его раскрывать.
Она даже не осмелилась сама коснуться памяти девушки без ее разрешения. В этом вопросе Аласта сохраняла поразительную деликатность, считаясь с тем, что им обеим еще предстоит привыкнуть к той связи, что была порождена магией драконов. Пока драконихе хватало, что она постоянно чувствовала Тию где-то рядом, что их близость почти осязаема. И с этим безграничьем двух сознаний было непросто свыкнуться.

Аласта не знала, действительно ли ее мать просто улетела подальше от Алагейзии, где драконы полностью ушли в руки людям, или произошло что-то еще. Но даже если и так, она не считала это оправданием к их действиям.
Из речи Кристалакса не трудно было догадаться, тот не питает особой любви к людям. И Аласта в какой-то мере разделяла это чувство, но для таких вещей у нее в душе не осталось места.
- Я бы никогда не стала «чьим-то драконом», если бы это не надо было. Но так нужно, или мне кажется, что нужно. В любом случае, это мое решение и мой крест навсегда.
Она и не замечала, как редеет драконье племя. А ведь могла бы и увидеть, что за все время полета ей повстречался только Кристалакс. Это все наводило на печальные мысли о том, что настоящих драконов и не осталось почти, только прирученные. Но еще печальней было думать о том, что и она решила стать такой, даже если учесть, что дикий дракон до конца дней своих останется диким.
Но всякие такие идеи быстро уходили, стоило Аласте вспомнить о том, что вопросов у нее больше, чем она может дать ответов. И для этого надо идти вперед, бороться с условностями и не обращать внимания на чужое неудовольствие. Каждый имеет свое мнение, и никто не может запретить каждому блуждать в тени собственных страхов и невежества, стереотипов и правил. А у драконихи стоял только один вопрос перед глазами, вопрос, который не давал покоя, когда она была одна: «Что случилось?»
В одиночестве ее не ждало ничего. А теперь она могла помочь одинокому существу обрести себя и сделать что-то значимое в своей жизни, возможно, повлиять на ход истории. Жизнь дракона длинна, так почему бы не перепробовать все, что можно, ведь умереть мы всегда успеем.
- А почему ты согласился проводить нас на Врёнгард? – поинтересовалась Аласта.
Она решила переменить тему, так как рассуждения о грехах Всадников все равно ничего не дали бы. Это их проблемы, что они слепы и не видят, что перегибают палку. Значит, вся их накопленная мудрость отлеживается в пыли, ожидая лучших времен. Но опять же, не ей судить их.